Поздним вечером 9 февраля 1918 года в Брест-Литовском, где располагалась штаб-квартира немецкого командования Восточного фронта, был подписан сепаратный мирный договор между странами Четверного союза (Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией) и Украинской Народной Республикой. Этот договор стал первым мирным соглашением в рамках Первой мировой войны (1914—1918).
История Брестского мирного договора полна нюансов и скрытых трудностей. Переговоры в этом городе начались после инициативы, озвученной 3 декабря 1917 года правительством Советской России — Советом народных комиссаров, которое в условиях начала гражданской войны на обширной территории империи было вынуждено искать взаимопонимания с наступающими немецкими и австро-венгерскими войсками.
Восточный фронт Первой мировой войны с российской стороны практически распался. Тем не менее, гражданская война уже охватила и территорию Украины, где в Харькове было объявлено о создании советского правительства, поддерживаемого российскими большевиками. Первым шагом в этих переговорах стало подписание перемирия 15 декабря 1917 года между петроградским правительством и государствами Четверного союза. Ленин и Троцкий всеми силами старались оттянуть подписание договора, хотя их обещание заключить мир как можно скорее после почти трех с половиной лет кровопролитной войны, унесшей жизни миллионов людей, пользовалось значительной поддержкой среди рабочих и крестьян, как в российских губерниях, так и в Левобережной Украине.
25 декабря 1918 года в Бресте появилась делегация украинского правительства, которая стремилась занять независимую позицию, заявив, что Украина "признает для себя обязательным только тот мир, который будет подписан представителями украинского правительства". Задержка подписания договора большевиками была связана с попытками марионеточного правительства в Харькове при помощи красногвардейцев и моряков-балтийцев захватить как можно большую часть территории Украины. В случае окончательной победы российских оккупантов украинская делегация автоматически потеряла бы легитимность — с кем тогда вести переговоры?
Началась своего рода гонка, в которой представители украинского правительства, не имевшие никакого дипломатического опыта, оказались более ловкими. Украинский социал-революционер, 26-летний министр иностранных дел УНР Николай Любинский отвечал на упреки красных московитов (которых считал нелегитимной властью) о полном военном поражении УНР и неправоспособности киевских делегатов: "Громкие заявления большевиков об абсолютной воле народов России — это только грубые, демагогические заявления. Правительство большевиков, которое разогнало Учредительное собрание и опирается только на штыки, никогда не решится применить в России справедливые принципы права на самоопределение, потому что оно хорошо знает, что не только многочисленные республики – Украина, Донщина, Кавказ и другие их не признают своим правительством, но и сам российский народ отказывал им в этом праве". (К сожалению, как и многие сторонники социалистических идей в Украине, Николай Любинский в 1920-х годах остался в УССР, работал в ВУАН, был арестован по "делу Украинского национального центра" и расстрелян в урочище Сандармох 8 января 1938 года).
На самом деле ситуация была крайне сложной. После завершения оккупации большевиками Левобережной Украины в конце января 1918 года, после трагического боя под Крутами, войска под командованием подполковника Муравьева подошли к Киеву и начали бомбардировку города. 8 февраля, в день подписания мирного договора в Бресте между УНР и государствами Четверного союза, красные банды ворвались в Киев, вызвав кровавую вакханалию, в которой погибли несколько тысяч горожан.
Украинский историк Станислав Кулчицкий отмечал: "В отличие от заключенного позже (3.03.1918) мирного договора с Россией (большевистской. — С. М.), договор между Украиной и Четверным союзом не содержал в себе пунктов, унизительных или тяжелых для УНР. Стороны отказывались от взаимных претензий на возмещение ущерба, вызванного войной, обменивались военнопленными и обязывались восстановить взаимные экономические отношения. Обязательства УНР были вполне конкретными: за первую половину 1918 года поставить Германии и Австро-Венгрии 60 млн пудов хлеба, 2750 тыс. пудов мяса (живой массой), другую сельскохозяйственную продукцию и промышленное сырье".
Несмотря на то, что подписание договора в Бресте вынудило красных россиян отступить из всех украинских земель, военная помощь немецких и австро-венгерских войск имела все признаки оккупации. И с этим трудно не согласиться. Украина была разделена на две зоны. Большая часть Украины, Крым и Донбасс оказались под контролем Берлина, а Подолье, южная Волынь, Херсонщина и части Екатеринославщины – Вены.
1-2 марта 1918 года вместе с немецкими войсками в Киев вернулось правительство УНР. Однако возвращение украинской власти, фактически на штыках иностранных войск, не вызвало особого восторга у горожан. "Після трагічного досвіду більшовицької окупації жителі Києва сприйняли повернення Центральної Ради без особливого ентузіазму. Її безпорадність перед радянськими військами обернулася масовими жертвами серед місцевого населення. Тим не зрозумілішим був її союз з німецькими і австрійськими військами – запевнення, що вони йдуть на Україну для того, щоб "знищити нелад і безвладдя" і "завести спокій та добрий лад на нашій землі", не допомогло. В очах багатьох мешканців України власне Центральна Рада становила символ "неладу і безвладдя", — писал украинский историк Ярослав Грицак в "Нарисі історії України".
Евгений Коновалец, будущий лидер Организации украинских националистов, а на то время командир корпуса Сечевых стрелков, в своих воспоминаниях писал: "Найбільше попеклись ми на нашій вірі в провідників тодішнього українського революційного руху. Вони користались в наших очах недосяжним авторитетом. І хоч як боляче ми відчували їх нехіть до нашої ідеї самостійної та незалежної Української держави, а проте ми не зневірювалися в них. Та швидко ми були змушені ставитися критичніше до діяльності діячів Центральної Ради, бо бачили наглядно, що їх політика вводить у краї замість ладу щораз більшу анархію, яка не тільки виключає організації Війська, але веде державу до неминучої руїни… При всьому нашому недосвіді ми бачили ясно, що політика Центральної Ради, не дивлячись на сприятливі умови, що виникли по приході німців, не йшла по лінії позитивного державного будівництва".
Уже в тексте первого по-настоящему "самостийного" IV Универсала Украинской Центральной Рады, который был провозглашен 25 января 1918 года, есть слова, которые оказались эфемерной мечтой лидеров УНР, и уже в ближайшие годы: "З усіма сусідніми державами, а саме: Росією, Польщею, Австрією, Румунією, Туреччиною й іншими ми бажаємо жити в згоді й приязні, але ніяка з них не може вт